Исследования древнекаменного века, словно театр, полны неожиданностей!» – воскликнул однажды известный французский археолог Ж. Лаллан после очередного «сюрприза» в ходе раскопок стойбища первобытных охотников на мамонтов.

В самом деле, если обратиться к истории археологии, то не найдешь в ней страниц более драматичных, чем те, на которых записаны обстоятельства утверждения в науке о детстве человечества сначала реальности изготовления в «допотопные времена» каменных инструментов (первооткрыватель – Буше де Перт), затем существования древнейшего предшественника «человека разумного» – неандертальца (Карл Фульрртт) и, наконец, наличия поразительных художественных способностей у тех, кого ранее презрительно называли «троглодитами» (открытие Марселино С. де Саутуолой многокрасочных росписей в Альтамире).

Казалось бы, умудренные богатым опытом прошлого, исследователи не должны в наши дни чему бы то ни было удивляться или, во всяком случае, должны воздерживаться от торопливых суждений при известиях о новых «сюрпризах» науки о древностях. Но ничуть не бывало! Каждое новое открытие в археологии вносит весьма существенные поправки в сложившийся уже образ нашего первобытного предка, вызывая новые «сражения» между жрецами науки.

Обнаруженные в глубинах пещер наскальные рисунки выявили сложную систему храмовых святилищ, структура которых отражает комплекс идей и представлений людей древнекаменного века о природе. Пристрастие к искусству, как выяснилось, было присуще уже обезьянолюдям. Накапливаются и самые, быть может, поразительные факты: первобытные предки, оказывается, с пристальным вниманием следили за «жизнью» неба и его загадочными «обитателями» – ослепительно жарким диском Солнца, мириадами сияющих в темной ночи многоцветных звезд и за яркой, но холодной, с причудливо переменчивым ликом Луной...

Новые открытия сопровождаются не менее ожесточенными, чем полтора столетия назад, столкновениями взглядов: ведь речь, в сущности, идет о познании начала начал культуры человечества – интеллекта и духовного мира предка, одетого в шкуру бизона. Науке предстоит решить, пожалуй, самую головоломную из задач – кто на самом деле скрывается под этим живописным костюмом древнейшей эпохи человечества?

В поисках ответа на данный вопрос трудно отделаться от впечатления, что многим исследователям свойственно принижать достижения в познании мира, упрощать духовную жизнь и интеллектуальный кругозор людей палеолита.

Корни такого подхода к изучению культуры далеких предков глубоки и прочны. Со времен «отца палеолито-ведения» французского этнолога XIX в. Габриэля де Мортилье, самого последовательного противника «духовности троглодита», традиционной сферой специалистов по древнекаменному веку остаются технология изготовления и морфология орудий охоты и быта, классифицирование их бесчисленных разновидностей в соответствии с хронологией.

Никто, разумеется, не отрицает необходимости и важности этой работы. Но при «оживлении» прошлого археолог не может до бесконечности ограничивать свои задачи лишь реконструкцией быта и способов хозяйствования на основании детального описания орудий. В дверь науки о первобытности все настойчивее стучится иная проблема, куда более интригующая, – интеллектуальный мир и духовная жизнь древнейших людей. Согласимся, что традиционное направление – исследование орудий труда и быта, не дополненное основательным изучением элементов интеллектуального и духовного в древнейшей культуре, – создает о ней весьма однобокое представление. Неужто, в самом деле, наш предок миллионы лет только тем и занимался, что почти бездумно и тупо (некоторые даже упорно утверждали до недавних пор – инстинктивно) колотил камни, кое-как приспосабливая их для разделывания охотничьей добычи?

Такой взгляд, возможно, и был оправдан в прошлом веке, на заре становления археологии древнекаменного века, когда считалось, что первые люди появились на Земле немногим более 6 тысяч лет назад. Сейчас же, когда человечество благодаря усилиям археологов «постарело» почти до 4 миллионов лет, а следы его культуры давностью около 2 миллионов лет удалось открыть даже в морозной Якутии, новые факты буквально вынуждают взглянуть иначе на достижения древнейших людей в интеллектуальной сфере.

Но как же проникнуть в мышление первобытного человека? Проиграем для выбора оптимального пути разные варианты поиска доказательств, начав с самого привычного и тривиального: далекий предок, человек древнекаменного века, подобрал на берегу окатанный водой кварцитовый булыжник и, ударив другим камнем, отделил от него пластину. Зачем? «Для того, чтобы, получив простейший, вроде ножа, инструмент с острым режущим краем, отрезать кусок мяса для завтрака» – таков правильный ответ. Но ведь можно поставить вопрос по-другому, акцентируя внимание на несравненно более существенной стороне последствий этого рядового эпизода; что могла означать для накопления знаний, допустим, по геологии, а точнее, по минералогии та же вполне обыденная трудовая операция первобытных? Не правда ли, при таком повороте разговора возможна совсем иная по смыслу оценка действия предка: обезьяночеловек, отделяя пластину от гальки, хотел знать, чем расколотый камень, как твердая порода, отличается от другого и не лучше ли он по определенным качествам и свойствам того сырья, которое обычно использовалось для изготовления орудий?

До исследующего удара геологического молотка о каменную глыбу людям еще предстояло пройти путь длиной по меньшей мере в 3 миллиона лет. Однако разве уже тогда, в палеолите, человек не сделал первый шаг к приемам распознания и оценок горных пород, а значит, по существу, и к началу становления одной из естественных наук?

Понимаю уязвимость такого допущения при постановке сложной проблемы, но все же продолжим разговор в том же рискованном ключе.

Следующая глава: Роль камня в жизни первобытного человека