Буше де Перт, будто не замечая подстерегающей его опасности, упрямо продолжал мудрствовать. Он обратил внимание читателей на то, с каким старанием древние люди производили одни и те же типы изделий. Для него было ясно, что люди палеолита «руководствовались при этом одним и тем же намерением»; это должно было свидетельствовать о некой «мощной движущей силе», которая лежала в основе подобного намерения, о «какой-то потребности или веровании». Он отыскал эту «мощную движущую силу», определив ее как «необходимость физическую», которая удовлетворяла «потребности материальные», и необходимость духовную, которая удовлетворяла «потребности мышления». Данная идея и стала ключом к его пониманию истоков эволюции «допотопного общества» – необходимость физическая привела к появлению у древнего человека «орудий, оружия и предметов обихода», а духовная – к изготовлению «идолов, памятных знаков, символов и письменных знаков. Не имея железа, древние люди имели каменные орудия. И материалом, которым они обрабатывались, был тоже камень. При осознании слабости средств результаты вырастают в наших глазах. Испытывая удивление, мы сказали: если цивилизованный человек имел в распоряжении науку и гений, то человек дикий имел необходимость, волю и терпение». Но ошибается тот, кто полагает, что установить различие между двумя категориями изделий первобытных людей – дело легкое. Разделяющая грань здесь «едва видима». В такой ситуации для археолога не остается ничего другого, как, изучая с величайшим терпением и дотошностью мельчайшие детали изделий, «сориентироваться в этом лабиринте и в конце концов найти дорогу и понять, что тогда, как и сегодня, у человека, когда он действовал, была цель».

Подчеркнув далее еще раз, что именно «необходимость духовная» породила «изображения, символы, фигуры людей и животных», поскольку «нет ни одного человеческого существа, которое не испытывало бы потребности в религии или (при ее отсутствии) в суеверии», Буше де Перт, будто поддразнивая святых отцов вольнодумством, точно определил объекты, которые боготворил «Человек Природы», и разъяснил, почему это делалось: «Он поклонялся небу или земле, добру или злу. Это поклонение, рожденное надеждой или страхом (в чем он, возможно, и не отдавал себе отчета), существовало в нем. Таким образом, из любви или страха, всякое объединение людей имело свой культ. Люди древнекаменного века прежде всего почитали объекты ощутимые: солнце, луну, звезды; затем деревья, растения, животных». Отсюда видно, сколь сложное содержание вкладывал «Человек Природы» в свои каменные скульптуры. Буше де Перт воспринимал «эти странные, но наполненные смыслом уже в силу самой их странности» фигурные камни как «знаки, представляющие собой в их сходстве и в различии средства утверждения и передачи знаний», как символы, «которые могли быть и письменностью, и, таким образом, первым иероглифическим языком». Можно было лишь подивиться великой значимости этих скульптурок из кремневых пород, «малая величина которых так сильно контрастировала с важностью информации, в передаче коей заключалась их миссия». Тут наступила пора Буше де Перту ответить на еще один язвительный вопрос своих оппонентов: «Если эти изображения сделаны человеком, зачем он их создал в таком большом количестве? Недостаточно заявить, что их сделал человек, надо еще объяснить, с какой целью он их сделал?» Да это почти слово в слово то, о чем в свое время допытывался у гостя из Аббеви-ля сам Эли де Бомон! Так каков же ответ? А вот каков: «Что касается числа, которое, как кажется, вызывает такое удивление, так разве их больше, чем наших медалей scapulaires или мадонн? Если же говорить о языческих народах, то разве их статуэток, гравированных камней, символов, амулетов, которые находят тысячами в местах их обитания, было меньше, чем палеолитических фигурок? А ведь эти народы и их культ, эти греки и римляне, существовали не 20 веков. Иначе обстоит дело с кельтами: кто может сказать о количестве их поколений и о том, сколько тысячелетий прошло без изменений в их обычаях и вере? А если мы добавим к этим религиозным творениям все наметки, наброски, попытки, связанные с необходимостью, затем индустрией, затем искусством... то что же удивительного в том, что мы все еще находим в большом количестве наметки этих первых идолов? Было бы более удивительным, если бы их не находили».

С раздражением Эли де Бомон заметил, что традиции такого емкого по содержательности «языка знаков», «фигурных камней» или каменных скульптур Буше де Перт прослеживал в определенных объектах значительно более поздних культур. Он, этот своеобразный «язык знаков», развивался «по мере развития людей и событий», пока в эпоху друидов времен Цезаря не появились гранитные колоссы – менгиры, кромлехи, peulvans (стоячие камни) Бретани. Культ камня кельтов питали те же, в общем, идеи, что скрывались за скульптурными образами животных и человека «допотопной эпохи». Монументальные менгиры и кромлехи жрецов-друидов были их «алтарями и каменными богами», гигантскими по величине идолами, являвшимися потомками «странных и загадочных фигурных камней» каменного века. Служители древних богов, уже «объединяя усилия масс людей», размещали эти многотонные каменные истуканы не как попало. Буше де Перт усматривал в их рассредоточении на землях Древней Галлии нечто «символическое» и воспринимал менгиры и кромлехи как «запись гигантскими буквами истории происшедших событий. От этих великих рассказов сохранилось лишь несколько страниц. Эти отдельные дольмены, разбросанные группы камней, дают нам только неуловимые нити: «ткань» разорвана, смысл «урезан». Останутся ли они навсегда такими, а проблема – навсегда неразрешимой?» Поставив так вопрос, Буше де Перт вновь воззвал к сотрудничеству с ним других любителей древностей: «Мы передаем эту задачу для изучения всем. В нашем стремлении к познанию мы отнюдь не хотим, чтобы непременно возобладало наше мнение. Мы лишь надеемся узнать истину».

Предыдущая глава: Скульптуры животных

Следующая глава: Кто сделал царапины на поверхности костей