Тем, кто придерживается устоявшихся взглядов, никогда не следует опасаться критиков. Им нужно бояться лишь обнажения истины.

Дж. К. Гэлбрейт

Следует отдать должное Виланове: натолкнувшись на глухую стену неприятия, он не отказал Саутуоле в поддержке. И это был настоящий акт мужества. Ведь в атмосфере подозрительности, до предела взвинченной журналом «Materiaux», упорство Вилановы в отстаивании однажды высказанного могло быть понято как соучастие в подлоге. Однако ни его, ни Саутуолу это не останавливало. И когда 11 марта 1882 г. в Берлине открылся очередной конгресс по антропологии и доисторической археологии, Саутуола попросил одного из его участников представить вниманию «доисториков» свою книгу как документ, подтверждающий подлинность живописи Альтамиры. Это, однако, ни к чему не привело. И не случайно. На сей раз работу конгресса направлял не Мортилье, а Рудольф Вирхов, который в свое время сделал все, чтобы скомпрометировать открытие Карлом Фульроттом первого в Европе захоронения неандертальского человека. Что касается искусства древнекаменного века, то о каком внимании к нему могла идти речь на заседаниях в Берлине, если большинство немецких археологов не верило даже в подлинность гравированных изображений, открытых Лартэ и Пьеттом, настаивая на том, что эти находки представляют собой не что иное, как искусные подделки? Поэтому менее подходящего места для ознакомления с подробностями открытия в Сантильяна дель Map трудно было вообразить. К тому же среди участников Берлинского конгресса преобладали сторонники прямолинейного эволюционизма, а для них признание существования живописи у троглодитов представлялось совсем уж несуразным. Поэтому вопрос об Альтамире на конгрессе даже не обсуждался.

Правда, Хуану де Виланове удалось в конечном счете настоять на том, чтобы на одном из заседаний было все же оглашено его мнение о живописи Альтамиры, представленное в виде заметок. В отчете конгресса их изложение заняло всего 20 строк. Какие-либо указания на дискуссию отсутствуют: обсуждения, очевидно, просто не было.

Очередная неудача не сломила настойчивости упрямых испанцев. Третью, наиболее подготовленную и широкую атаку на противников Альтамиры Виланова развернул во Франции. Он прибыл на конгресс в Ла-Рошель, созванный 23 августа 1882 г. Французской ассоциацией содействия прогрессу науки. Хуан де Виланова не скрывал от ее лидеров главную цель своего выступления: подтвердить истинность глубокой древности живописи Альтамиры. В свете столь решительного настроя Вилановы стоит ли удивляться тому, что Э. Арле и Э. Картальяк наотрез отказались присутствовать на заседании, на котором должен был выступать гость из Испании.

В праве высказаться Виланове, однако, отказать не могли. И он в яростно темпераментной речи призвал не руководствоваться при решении новой для «доистории» проблемы личными пристрастиями или абстрактными теоретическими выкладками, а обратиться к фактам, к реальной действительности, какой она предстала перед глазами Саутуолы в подземельях Альтамиры. Увы, в дискуссии по его докладу никто не принял участия.

Причиной молчания участников конгресса стало не только то, что логика заключений испанского археолога требовала от противников аргументированных ответов, и не только личные качества тех, кто стоял за кулисами событий, умело направляя их в нужное русло, а прежде всего вопиющий разлад представленных Вилановой фактов с общепризнанными и устоявшимися в «первобытной археологии» теориями, от которых надо было отрешиться. Голос Вилановы не был услышан, его даже не упомянули в отчете конгресса среди других докладчиков.

Нет, не в «море забвения», как утверждал А. Брейль, погрузилась после 1880 г. Альтамира. То, что происходило вокруг открытия палеолитической живописи в этой пещере, гораздо более точно назвать преднамеренным замалчиванием. Доказательства тому (помимо усеченного списка выступивших в Ла-Рошели) есть, и они достаточно убедительны, чтобы настаивать на такой оценке.

Приступая к расследованию существа дела, следует прежде всего отметить то неоспоримое теперь обстоятельство, что французские археологи за полтора десятилетия до событий в Сантильяна дель Map упустили верный шанс стать первооткрывателями пещерной живописи древнекаменного века Европы. Молодой врач из Тараскона-на-Арьеже Феликс Гарригу превосходно знал о том, что предметы древнего искусства попадаются в пещерах, которые заселял «допотопный человек». Ему известны были находки Эдуарда Лартэ, слышал он и об открытии в пиренейском гроте Лурд Милн-Эдвардсом рога, украшенного скульптурными головками лошади и северного оленя. Более того, он сам еще в 1864 г. сначала при раскопках в пещере Брюникель (близ Лезэйзи), где до него по совету Лартэ копал студент из Тулузы Е. Трюта, а затем и в гроте Масса в Арьеже открыл такие же объекты художественного творчества троглодитов. В частности, в Масса ему, как уже упоминалось, посчастливилось обнаружить гальку с тонко выгравированным на ее поверхности изображением медведя. Как раз в тот удачный для Гарригу 1864 г. он и совершил осмотр пещеры, расположенной в 70 километрах южнее Тулузы около деревни Нио, на правом берегу притока Арьежа Вик-де-Со. Эта пещера, с двумя озерами внутри, расположена на высоте около полукилометра. Ее начиная с XVII в. любили посещать в сопровождении гида приезжавшие на воды в Усса «купальщики», имена которых сохранились на стенах. Местные жители тоже иногда ходили в пещеру, галереи корой прослеживались в глубь горы на более чем полуторакилометровое расстояние. Они и обратили внимание Гарригу на большую ротонду пещеры, которую они называли «музеем».

Предыдущая глава: Сокрушительное поражение Саутуолы

Следующая глава: Рисунки на стене пещеры