Брейль обратил внимание Картальяка на то, что силуэты гравюр определялись здесь точно так же, как в Комбарель, – «твердыми, сплошными, часто глубокими линиями». Такие линии никогда не прослеживаются поверх живописных изображений. Что касается мелких нарезок, изображающих шерсть животных, то такие черточки прослеживались как под краской, так и поверх ее. К тому же всюду виднелись скопления линий, «напоминающих длинную, спадающую шерсть мамонтов», и хотя контуры фигур этих животных отсутствовали, их без труда можно было вообразить. Среди законченных рисунков Картальяк и Брейль насчитали шесть лошадей, шесть бизонов, одного горного козла и одного оленя. Если же присоединить к этим фигурам всевозможные наброски изображений, а также головы, то «гравированное стадо» Марсулы возросло бы, пожалуй, до сотни особей. Изображения людей тоже встречались, но эти гравюры производили странное впечатление неполнотой рисунка, неуверенностью резца, несовершенством образов. Дело ограничивалось каждый раз «неловким наброском» маски, заставляющей вспомнить о неумелых рисунках детей. Картальяк и Брейль так и не смогли объяснить причину столь разительного контраста в мастерстве изображения первобытными художниками животных и человека.

Живописные изображения хорошо сохранились в центральной галерее Марсулы. В особенности эффектными были красочные рисунки, размещенные справа на обширной, самой высокой и ровной, как стена, плоскости. Панно составляли пять животных, четверо из которых занимали верхний отдел его. В композиции господствовал крупный, с повернутой вправо головой бизон, выполненный красной и черной краской. Сходство его по всем деталям с бизонами Фон-де-Гом и Альтамиры не вызывало сомнений. «Нам нет нужды делать большие уточнения – это тот же стиль, та же техника и то же распределение цвета», – напишут позже Картальяк и Брейль. Контур фигуры по линии головы, спины, крупа, холки, груди, поясничной впадины, а также хвост очерчены черной краской. Плоскость внутри этих линий – бока, бедра и вся масса туловища бизона – была закрашена красной краской. Красный кружок определял также зрачок глаза животного. Эта фигура как бы загораживала собой изображения двух быков – плавно изогнутые рога одного из них поднимались над поясничной частью туловища бизона, а голова другого просматривалась левее хвоста бизона. По соседству полихромный рисунок лошади перекрывал изображенного черной краской быка. Еще два бизона, обведенные по контуру красной краской, оказались размещенными так, что Картальяку и Брейлю пришла в голову мысль о стремлении древнего художника представить их фигуры в разных плоскостях. Но возможно ли подобное на столь ранней стадии художественного творчества? Не проще ли «предположить, что он не заботился о перспективе и что первый был просто стерт в пользу другого»?

Наибольшее удивление вызвали два изображения бизонов, выполненных... в технике пуантализма! Голова одного из них была ровно закрашена, а туловище, шея и плечо покрыты пятнышками краски. У второго бизона контур головы определяли графические линии, а внутреннее пространство покрывал слой красно-коричневой краски. Очень тонко выгравированный глаз был «тщательно нюансирован», рога же, тоже выполненные методом гравировки, остались почему-то не закрашенными. Туловище животного сплошь покрывали круглые красные точки, которые наносились или кистью, или тампоном. Пятна эти, «расположенные аккуратными линиями в шахматном порядке и правильными кривыми», были одинакового размера. Неправильностью и неровностью отличались лишь точечные линии ног.

Ниже полихромных изображений животных размещались длинные древовидные фигуры, образующие своего рода «нижний регистр под фресками». Одна из подобных ветвей с гребневидными выступами наклонно поднималась по направлению к большому бизону и лошади, перекрывая эти живописные рисунки. Эта «ветвь» как бы призвана была соединить в единое целое нижний и верхний отделы панно. В отдельных местах прослеживались также короткие с четырьмя, пятью, а то и шестью зубьями «гребни». Картальяк и Брейль, обмениваясь мнениями о том, что они могли символизировать, пришли к выводу – возможно, руки? На эту мысль их навел один из «гребней», нарисованный на боку большого бизона и перевитый линейным рисунком хребта крупной фигуры лошади. Один из зубьев у него, очень сильно отогнутый, выглядел как большой палец, и, значит, сам «гребень» мог представлять собой сильно стилизованную руку. Красками изображались также загадочные фигуры, в отдельных случаях близкие по виду изображению «хижины», впервые замеченной Эмилем Ривьером в Ля Мут, а затем и в Фон-де-Гом. Но для крыш тектиформ Марсулы оказались характерными не ломаные линии, а скопление большого количества точек. Они показались Картальяку и Брейлю изображением «легких покрытий из веток летних жилищ краснокожих индейцев». Но странный все же вид у отдельных из этих тектиформ, в особенности когда рисунок представлял собой всего лишь только «крышу» или «пол», а то и просто торчащие «колья». А как понимать вертикальные полосы, образующие нечто подобное сплошной изгороди? И для чего выше нее была размещена «горизонтальная полоса, составленная из крупных точек, сделанных тампоном»? Отдельные группы более мелких красных точек размещались поблизости от полихромных изображений. На левой стене центральной части галереи тоже удалось выявить исполненные краской древовидные фигуры, а также «гребни» и крест, вписанный в круг. Обращало на себя внимание то обстоятельство, что часто необъяснимые по виду знаки, как и рисунки рук человека, наносились на тела полихромных изображений животных. Они как бы метили животных.

Предыдущая глава: Анри Брейль копирует изображения в пещере

Следующая глава: Марсула объявлена религиозным центром