Затем (на протяжении почти 40 метров) на стенах Марсулы рисунки отсутствовали. Они потом появились вновь, но на участке, казалось бы, менее всего подходящем для этого – в очень зауженном месте пещеры, где потолок снижался настолько, что Картальяк и Брейль принуждены были передвигаться на коленях и даже почти ползком. И вот тут, на вертикальной плоской стене справа, один за другим показались четыре небольших бизона черного цвета. Один из них, размещенный на поверхности темного камня, был исполнен посредством выскабливания контура, отчего фигура его воспринималась рельефно. Тут же поблизости находился круг с крестом внутри и фигуры, которые напоминали по виду упрощенные изображения рук. Решение древних художников разместить свои творения в столь неудобном месте озадачивало. Как будто мало им было тьмы подземелья, и они выискивали для чего-то такие отделы пещеры, где рисовать было столь же трудно, как и затем рассматривать изображенное. Предельно узкое пространство лаза и косой свод сближенного с полом потолка не позволяли видеть фигуры в подробностях. Что скрывалось за очевидным стремлением укрыть от взгляда рисунки, если не предполагать, что они предназначались для украшения стены каменного жилища? Картальяк и Брейль пришли к выводу, что Марсула была для палеолитических обитателей округи религиозным или магическим центром, где, по всей видимости, «совершались какие-то загадочные действия».

День заканчивался, и завершился предварительный осмотр настенных рисунков, что позволило определить масштабы предстоящей работы по расшифровке и копированию их. Во время отдыха у входа в пещеру Картальяк выразил удовлетворение результатами анализа фигур панно и попросил Брейля в ближайшие дни произвести тщательную опись графических и гравированных изображений, чтобы затем сделать с них точные копии. Эта работа была завершена аббатом в конце августа, и вот тогда-то, просматривая однажды вечером у подножия скалы усердно выполненные рисунки, Картальяк заговорил с Брейлем о том, насколько близки образы древнего искусства Марсулы всему, что было открыто недавно в пещерах бассейна Везера. А затем, как бы между прочим, заметил, что от того района, который является своего рода центром первобытного искусства Франции, в той же мере, как и Марсула, удалена еще одна пещера – Альтамира, полихромные рисунки которой весьма близки (не правда ли?) изображениям Марсулы. То же самое, как справедливо отмечал Луи Капитан в своих первых публикациях, можно сказать и об изображениях в Фон-де-Гом. А затем последовало предложение, которое повергло Брейля в оцепенение: «А почему бы нам не поехать и не посмотреть вместе Альтамиру?»

Казалось, что «ветеран из Тулузы» обрел с начала 1902 г. вторую молодость. Он поражал окружающих неутомимостью и неординарностью своих действий. Они уже не раз за последние полгода приводили в недоумение и смятение даже его ближайших соратников. В череде его неожиданных поступков недавнее приглашение к сотрудничеству аббата Брейля выглядело мелочью, на которую попросту не стоило обращать внимания. А все началось с публикации в начале 1902 г. в XIII томе «L'Anthropologie» (раздел «Varietes») публичного заявления метра – «Меа culpa» d'un sceptique», которое буквально потрясло французских археологов. Из него следовало, что Картальяк, оказывается, с 1895 г. с интересом следил за открытиями пещерного искусства во Франции, как выясняется, посещал обнаруженные памятники и признавал обоснованность заключений Эмиля Ривьера и Франсуа Дало относительно гравюр Ля Мут и Пэр-нон-Пэр. Из «Меа culpa» стало ясно, что Картальяк – единственный из авторитетов – стоял, по существу, у самых истоков открытий настенного искусства древнекаменного века Франции, благословляя их. Об этом теперь и ставилась в известность почтенная публика. Картальяк вспоминал, какие мысли навеяли ему посещения Ля Мут и Пэр-нон-Пэр: 1) гравюры древних художников могут быть не замечены исследователем, если он специально не акцентирует на них свое внимание, а тем более не обладает достаточным художественным воображением, чтобы вычленить их в естественном рельефе каменных стен подземных галерей; 2) рисунки могли исполняться в пещере при свете примитивных ламп, тем более что «глаза троглодитов были гораздо более приспособленными к тому, чтобы видеть в полутьме, чем наши»; 3) образы пещерного искусства близки мобильному искусству древнекаменного века, и потому древность настенных гравюр, как и подлинность их, не должны вызывать скептицизма и сомнений.

Предыдущая глава: Фигуры, рисунки, линии и изображения бизона

Следующая глава: Картальяк оправдывает заключение Арле по поводу Альтамиры