Важность открытий Луи Фонтана была блестяще подтверждена. В гроте, в древнем слое, сцементированном сталагмитами, действительно залегали кости вымерших животных. Более того, не оставалось сомнений, что в пещере некогда жили охотники «допотопной эпохи». На месте их примитивного пещерного становища в перемешанной с камнями глине залегали всевозможные инструменты, изготовленные из легко раскалывающихся кремнистых пород, а также обломки костей – остатки первобытных трапез. В пещерной глине встречались также обломки рогов северного оленя. А однажды Лартэ, поворачивая в разные стороны один из заостренных фрагментов, извлеченный из не потревоженного слоя, заметил на его поверхности выгравированный рисунок головы животного. Тут не потребовалось много времени, чтобы установить, кто именно изображен на роге – конечно же голова ревущего в ярости медведя. Глубокие резные линии, превосходно сохранившиеся на гладкой поверхности, четко оконтуривали узкую, сильно вытянутую морду зверя. Массивная верхняя челюсть, на конце которой резчик не забыл наметить характерный пятачок носа, плавно переходила в сильно покатый лоб и округлость головы с шиловидным выступом уха. Глаз у медведя маленький, черный, злой, а пасть раскрыта, и из нее не то брызжет слюна, не то хлещет кровь. Не меньшее удивление вызвало также то обстоятельство, что, как и клык медведя из Ориньяка, заостренный конец изогнутого отростка рога был опять-таки оформлен в виде головы птицы: продольно прорезанная на конце канавка обусловливала восприятие его в качестве клюва, а ромбовидное углубление явно означало глаз. На противоположном, широком конце рога размещалась полукруглая серповидная выемка. Итак, гравюра головы медведя, размещенная на скульптурной голове птицы, оказалась выполненной на роге северного оленя, а в другом случае, напротив, голову птицы представлял изогнутый клык медведя. Как же разгадать этот странный ребус совмещения птицы и медведя?

Да и не стоило, видимо, его пока разгадывать, ибо тогда, в сентябре 1860 г., было важно иное: в руках Лартэ находилось нечто не виданное доселе археологами – гравированное изображение головы животного, выполненное человеком «допотопной эпохи». Впрочем, как выяснилось вскоре, Лартэ не мог считать себя первым, кто взглянул на подобное художественное творение «Человека Природы». Проспер Мериме, узнав о результатах его раскопок, написал ему письмо в надежде, что можно наконец получить ответ на вопрос, который, очевидно, не давал ему покоя, – как следует датировать гравированные изображения ланей на кости из Шаффо, обнаруженной три десятилетия назад Андре Бруйе. «Не видели ли Вы в музее Клюни несколько орудий из кости и кремня, найденных в слоистом конгломерате на берегу Шаранты? – спрашивал Мериме в своем письме. – В их числе имеется ребро оленя (обыкновенного), на котором выгравирован олень (обыкновенный). Нельзя ли определить возраст этого конгломерата? Геологи сначала дали ему очень раннюю дату, а потом, когда я показал им доказательство труда человека, они отказались от своего утверждения. Я попросил бы Вас взглянуть на эти предметы и в особенности побывать в том гроте, из которого они происходят».

Лартэ с готовностью исполнил просьбу Мериме. В 1860 г. он осмотрел окрестности Савинье, побывал в Шаффо и в доме Андре Бруйе, где побеседовал с его сыном. При очередной поездке в Париж он не преминул посетить музей Клюни. Осмотр гравюры из Шаффо показал, что этот образец искусства очень древний. Поскольку кость принадлежала не обыкновенному, а северному оленю, то изображения ланей вполне могли быть исполнены рукой «допотопного человека». Так что напрасно всезнающие геологи с такой легкостью отреклись от своего заключения о глубокой древности конгломерата, когда прослышали об открытии в нем не только каменных изделий, но и гравюры. Им, как и археологам, подобный факт показался невероятным. Теперь же, в свете счастливой находки в Масса, оценка Лартэ находки Бруйе в Шаффо выглядела вполне оправданной и закономерной. Но вот ведь какая незадача: не успели Буше де Перт и его не столь уж многочисленные сторонники убедить ничтожную часть ученого мира (да и то в основном лишь зарубежную, ибо истинно говорят – «нет пророка в своем отечестве») в том, что родословная человека гораздо древнее, чем принято думать, как теперь предстояло доказать, что древнейшие люди Земли умели не только мастерски изготовлять каменные орудия, но и выполнять высокохудожественные рисунки-гравюры и своего рода скульптуры голов птиц, остроумно используя для этого подходящей конфигурации зуб или обломок рога. Судя по открытым в Ориньяке, Масса и Шаффо гравюрам и скульптурным головкам, художественные способности представителей «детства человечества» находились далеко не на детском уровне.

Но как отнесутся к таким находкам противники глубокой древности рода человеческого? Не умудрятся ли они обернуть их против тех, кому и без того приходится нелегко? Возможен, кажется, лишь один ход, который позволит выбить почву из-под ног противников. На роге северного оленя из Масса изображен гигантский медведь, который обитал, по-видимому, в той же пещере до прихода в нее людей. Не исключено, что охотники убили и даже съели медведя, а гравюра оставлена как документ, подтверждающий это знаменательное событие. Впрочем, такие мысли не более чем фантазии: доказать их реальность невозможно. Что, однако, бесспорно, так это факт сосуществования людей древнекаменного века и такого огромного животного, как пещерный медведь. Первобытные охотники удостоверяют гравюрой свою глубокую древность, ибо теперь всякие рассуждения «теоретиков» о невозможности доказать одновременность существования вымерших животных и человека, изготовлявшего каменные орудия, лишались смысла.

Предыдущая глава: Среди груды обглоданных костей

Следующая глава: Статья Лартэ о геологическом возрасте человека