Такое объяснение, при всей его гипотетичности, Виланова находил «более естественным или более возможным, чем предположение о том, что фигуры современны и сделаны художником, пожелавшим посмеяться над своими современниками, поскольку несомненно, что этот художник не пошел бы далее первой галереи, да и для нее потребовалось бы слишком много времени и предосторожностей, чтобы обман не был обнаружен. Представляется невероятным, чтобы человек развлекался подобным образом ради фарса, разыскивая почти недоступные места и создавая такие... произведения с помощью приемов графики и живописи». Ко всему прочему, рисунки делались не масляной краской или пастелью, как поступил бы современный художник, а натуральной желтой и красной охрой, которая встречается, кстати, в пещерном слое с культурными остатками. Виланова отметил также «вызывающий удивление и восхищение» реализм рисунка, «его точность», на которую мог быть «способен лишь охотник, скрупулезно изучивший животных, вплоть до малейших их привычек». По мнению Вилановы, «художник действовал так: набросав контур животного гравировкой, он брал кусок черной охры и «проходил» еще раз по контуру, выделяя его; затем брал куски охры желтоватой или красноватой для придания теней или полутеней». А разве не примечательно, что «все изображенные животные представлены костными останками, обнаруженными в пещерных отложениях»? Порой высказывают сомнения по поводу toro de jorola, быка с горбом, то есть бизона, «кости которого трудно отличить от костей обычного быка, так как у него только спинные и поясничные позвонки имеют более широкие эпифизы». Но кто может утверждать с уверенностью, что toro de jorola не достигал Сантильяны, если он в древности был широко распространен во всей Европе, а сейчас сохранился «лишь в России, в великолепных лесах Украины»?

Все это позволило Виланове отмести «подозрения в попытке обмана, которые высказывают люди, стремящиеся уменьшить действительное значение открытия в пещере Сантильяна». Слушателям достаточно ясно было дано понять – кто эти люди и почему у них столь странные стремления: «Произведения живописи и графики в пещере Сантильяна, оставленные древними троглодитами, значительно превосходят (по художественности) изображения, сделанные на камнях, оленьем роге и слоновой кости из французских пещер Масса, Мадлен и др. Они уникальны в своем роде. Именно этим объясняются... бурные дискуссии, не всегда рожденные любовью к истине». Теперь, после исследований Эдуарда Лартэ, никого, разумеется, более не удивляет факт реальности искусства эпохи пещерных людей. Археологи установили даже, какими именно каменными орудиями троглодиты делали «наброски изображений животных, которых они часто видели, и даже рисунки самого человека». Но такие гравировки резцами на костях, рогах, бивнях мамонта и на камнях можно рассматривать лишь как «шаг к большому искусству... к знаменательным произведениям живописи, найденным в пещере Сантильяна дель Map».

В заключение Виланова воздал хвалу Саутуоле как первооткрывателю «вызывающих наше восхищение и удивление» изображений животных, «самых совершенных из дошедших до нас с древних времен». Он подчеркнул, что «отечественная наука и искусство находятся перед ним в неоплатном долгу», поскольку перед его открытием «в области предыстории меркнут все остальные на нашей Земле».

Марселино де Саутуола и Хуан Виланова настолько были убеждены в правильности своих выводов, что в том же 1880 г. выпустили специальные издания, посвященные первым итогам изучения Альтамиры. Кстати, не исключено, что брошюра Саутуолы «Краткие заметки о некоторых предысторических предметах в провинции Сантандер», изданная в Испании с высшим по значимости грифом – «Королевская Академия истории», представляла собой отвергнутый Мортилье вариант сообщения об открытии Альтамиры. Находившаяся в стадии становления испанская «доисторическая наука» дерзко приняла вызов своих северных соседей, которым, очевидно, представлялось, что они знают все о предыстории. Однако тревожными предчувствиями веет от тех страниц сочинения Саутуолы, где он стремился подтвердить оправданность своего заключения о древности полихромной живописи Альтамиры: «При всей необычности обстоятельств, наводящих на мысль о современном исполнении, несомненно одно (и это неоднократно подтверждено бесспорными фактами), что человек уже в ту эпоху, когда его жилищем была пещера, умел с достаточной достоверностью воспроизводить на рогах и слоновых бивнях не только свое собственное изображение, но и животных, которых он видел. Но если в эту эпоху создавались такие совершенные изображения, как гравюры на твердых предметах, то, вероятно, нет оснований исключать мысль о том, что произведения живописи Альтамиры относятся к той же древности». Впрочем, одно основание остается – подозрение в мистификации. Отдельные моменты в разговорах с Арле вызывали у Саутуолы подобные опасения. Поэтому он решил предупредить события: «Мне представляется несомненным, что как реалистические рисунки, так и другие знаки относятся к древним временам уже потому, что невозможно допустить, чтобы кто-то забрался сюда только для того, чтобы набросать фигуры, не поддающиеся расшифровке. Фигуры в первой галерее, которые не производят впечатления древних, тоже не могут связываться с предположением о поздней дате их выполнения каким-то шутником, которому пришла в голову фантазия замуроваться в пещере, с тем чтобы изобразить никому не известных животных. Но в провинции Сантандер в какие-то времена жил «бык с горбом» или бизон, который и был изображен в пещере...

Его существование в давние времена подтверждено во многих районах Европы. Такой факт прежде всего признает Бюффон, авторитет в данной области науки. Единственным аргументом в пользу окончательного решения вопроса стало бы, на мой взгляд, открытие останков этих животных среди тех многих костей, что имеются в пещере».

Предыдущая глава: Взгляд Вилановы на мастрество древнего художника

Следующая глава: Скептицизм по отношению к открытию Саутуолы