Раскопки метровой толщи, перекрывающей очаг и закупоривающей вход в погребальную камеру, привели к открытию большого количества углей и «определенным образом разломанных, а иногда обгрызенных гиенами костей травоядных животных». В слое залегало также множество костных останков хищников, но они были большей частью целыми, а если и разломанными, то иначе, чем кости травоядных. На их поверхностях Лартэ не заметил ни следов погрызов гиен, ни надрезов каменными инструментами. Это обстоятельство позволило ему высказать предположение, что хищники убивались древним человеком не для пищи, а ради шкур, которые «служили ему одеждой и защищали от непогоды». Но, надо полагать, не было в старину правил без исключений – на двух обломках костей молодого пещерного медведя Лартэ заметил «множество полосок, похожих на те, что остаются от ножа, когда им проводят много раз, стараясь отделить мясо». Возможно, к медведю было у «Человека Природы» иное отношение? Недаром же по крайней мере две особи их удостоились чести лежать после смерти вместе с людьми в погребальной камере грота.

Всего два дня работы в Ориньяке показали Лартэ, насколько плодотворнее изыскания, проводимые в гротах, в которых, судя по всему, древние люди погребали своих умерших, совершали культовые действа на специальных, старательно выстланных особыми плитками площадках перед входом и, возможно, обитали, как в убежищах, по сравнению с раскопками в местах отложения реками многометровых пластов песка, где изделия первобытных людей и костные останки животных терялись как иголки в стогах сена, а открытия обусловливались по большей части счастливым случаем. К тому же сами по себе единичные или малочисленные находки представляли интерес только лишь как определенным образом изготовленные из камня разные по типам и назначению орудия труда, вне связи их с хозяйственными или культовыми комплексами. Жизнь далеких предков теперь представлялась Лартэ не такой простой и убогой, как раньше. Разве не говорит об этом открытие Бонмезоном склепа с захоронениями, где находились орудия труда, украшения и предметы искусства? А вымостка плитками площадки, где, возможно, совершались жертвоприношения, связанные, по-видимому, с достаточно сложными погребальными ритуалами? А умение «Человека Природы» использовать огонь, что (после открытия в «допотопных слоях» Ориньяка угольев и золы) оспаривать невозможно? Разве не подкрепляет все это предположения Буше де Перта о том, что жизнь «допотопных людей» отнюдь не ограничивалась сферой производственной и материальной, а включала в себя духовное и интеллектуальное? Подтвердить, а главное, утвердить в науке о древностях такой постулат – задача столь же грандиозная, как и доказательство одновременности существования в «допотопные времена» «Человека Природы» и вымерших ныне животных.

Наблюдения в Ориньяке требовали (для уверенности в точности заключений) подтверждения в другом месте. И тогда Эдуард Лартэ, узнав о раскопках, проводимых в пещере Масса (в департаменте Арьеж, неподалеку от Пуату и Савинье) последователем Буше де Перта Луи Фонтана, обратился к нему в сентябре того же 1860 г. с просьбой разрешить посетить его и принять участие в работе. Приглашение было получено. Да и как могло быть иначе? Ведь это был тот самый Фонтана, письмо которого об открытии им в 1857 г. в Масса обработанных человеком костей вместе с останками ископаемых животных по рекомендации Л. Лартэ огласили на заседании Академии наук.

Предыдущая глава: Каменные инструменты древнего человека

Следующая глава: Изображение головы медведя