После мучительных раздумий решение пришло как некое озарение, и оно в самом деле оказалось дерзким до парадоксальности. Сначала – снова Марсула, где Картальяку захотелось вдруг (разумеется, с любезного согласия Феликса Реньо) скопировать наиболее интересные из гравюр и живописных рисунков. Никто не мог выполнить этот заказ лучше юного, смиренного и услужливого аббата Анри Брейля, и потому Картальяк пригласил его прибыть в пещеру 18 августа – ровно через две недели после своего посещения ее. Скромный Брейль, польщенный доверием метра, выразил, однако, сомнение – удовлетворит ли его работа столь известного археолога? Ведь его «опыт в снятии рисуночных копий в пещерах ограничивался до сих пор всего лишь несколькими гравюрами в Ля Мут и самыми первыми фигурами в Комбарель и Фон-де-Гом, опубликованными Луи Капитаном».

Картальяк, очевидно, ответил Брейлю в том смысле, что ему как раз и хочется «подвергнуть его испытанию» на предмет умения не только копировать, но и (что для него чрезвычайно важно) расшифровывать настенные изображения. Все это нужно для того, чтобы перейти затем к делу особой сложности и деликатности. Но об этом – позже, когда работа в Марсуле будет закончена. О расходах и оплате предстоящей работы аббату беспокоиться не следует – они будут, согласно предусмотрительной договоренности Картальяка, покрыты Академией надписей и художественной литературы. ...Позади остались несколько метров прохода, где стену справа покрывали фамилии, инициалы и даты, процарапанные в мягком камне туристами. А далее начались участки, «окрашенные красной краской, очень стертые и неопределенных контуров рисунки, которые можно понять лишь после того, как увидишь дальше первые живописные изображения наподобие фресок, лучше сохранившиеся фигуры животных и различные знаки». Превосходные живописные рисунки и гравюры Картальяк и Брейль стали фиксировать метрах в 15 от входа в пещеру, а продолжались они вплоть до 50-го метра, где пол пещеры круто опускался к руслу подземного ручья. Размеры изображений, там, где позволяла площадь стены, достигали 2 квадратных метров, в других же местах они составляли около полуметра.

В сложных клубках пересекающихся линий гравировки было нелегко выделять силуэты животных. Расшифровка осложнялась множеством «разрозненных начертаний отдельных голов, изолированных рогов, крупов зверей, верхних и нижних отделов конечностей». Картальяка и Брейля в особенности изумляло стремление первобытного художника «использовать естественные формы камня» для создания образов посредством графических дополнений. Богатое воображение позволило ему, например, усмотреть в рельефе камня, валяющегося у подножия левой стены, голову лани. И вот (после минимальной подправки) естественные выступы на камне стали смотреться как легкий рельеф. Рядом – углубление в камне чем-то напоминало голову лошади, что и натолкнуло палеолитического художника на мысль подрисовать к ней контуры тела. «Почти напротив находится черный бизон, морда и лоб которого совпадают с краями каменной глыбы – они обработаны так, что создавалось впечатление вырезанного контура, а голова смотрелась почти как объемная скульптура».

Такая особенность художественного творчества древних требовала от современного исследователя строго определенных качеств. Людям без способностей к образному видению всего окружающего делать тут было нечего. Они бы только мешали делу, непрестанно обвиняя древних коллег в неоправданных фантазиях и безответственных домыслах. Что же поделаешь – не каждому дано теперь то, что в палеолите было, очевидно, присуще многим. Ибо люди тогда обладали зрением, которое благодаря их богатому воображению делало все в мире живым, чувственным, действенным и мыслящим.

Предыдущая глава: Картальяк осматривает рисунки в пещерах

Следующая глава: Фигуры, рисунки, линии и изображения бизона