Разумеется, Луи Капитан и Анри Брейль не преминули освятить своими именами открытие в Бернифаль, поспешив отправиться в Лезэйзи. Новая их находка в Дордони произвела столь сильное впечатление в Париже, что злые провинциальные языки стали вскоре поговаривать, будто Картальяк начал думать всерьез о пещерном искусстве древнекаменного века лишь после их обнадеживающего заключения по поводу находки в Бернифаль, а утвердился в своем мнении тогда, когда неутомимый Пейрони открыл настенные рисунки в пещере Тэйжа. Да, да, в той самой, где 12 лет назад Перье дю Карн нашел предметы искусства с гравированными линиями, заполненными краской, благодаря которым и зародилась в свое время у Картальяка мысль о «возможном существовании настенных рисунков». Что ж, все это вынуждает его, Картальяка, прервать долгое (по причинам деликатности характера) молчание. Следует, пожалуй, сразу же пресечь эти компрометирующие россказни завистников чужой славы, напечатав статью об истинном, но мало кому известном ходе дела. Однако для пополнения списка сопричастности стоит сначала побывать в Марсуле, осмотреть живопись которой, открытую еще во времена триумфа Ля Мут, его пригласил Феликс Реньо. Последнему ведь только теперь, в 1902 г., удалось наконец напечатать в «Association Francaise» сообщение о замеченных пять лет назад рисунках, мысль о реальности которых показалась тогда, в 1897 г., многоопытным членам Societe archeologique de Midi просто нелепой.

Экскурсия в Марсулу состоялась 4 августа 1902 г. Эмиля Картальяка почтительно сопровождали Реньо и Жамм. Итог похода оказался для предупредительных хозяев удачным, ибо именитый гость в конце осмотра соизволил сказать, что он вполне «убедился в подлинности» и этих настенных рисунков. Более того, в ходе беглого осмотра пещеры участникам этой экскурсии удалось «расшифровать» на стенах ее большое количество новых изображений. Картальяк не удержался от того, чтобы просветить Реньо и Жамма «относительно археологического значения, какое имели живописные изображения Марсулы», хотя, вероятно, осознавал некоторую бестактность этих своих рассуждений, поскольку один из первооткрывателей рисунков полдесятилетия назад безуспешно пытался убедить своих коллег в том же самом. Однако Реньо слушал его с подобающим почтением, хотя, возможно, думал о том, что хорошо бы эти здравые рассуждения метра да чудом перенести в 1897 г. в зал заседания Археологического общества юга Франции. Да, другие теперь настали времена!

Спустя несколько дней Марсулу посетили Дало и Шове. После краткого осмотра пещеры, в ходе которого им удалось выявить новые рисунки, они принесли свои поздравления Феликсу Реньо.

Картальяк между тем был вдохновлен результатами поездки в Марсулу настолько, что решил на сей раз не ограничиваться привычным «сопричастием» и покровительственным подтверждением истин, очевидных теперь, кажется, для весьма многих. К тому же ему со времени визита в Фон-де-Гом не давала покоя мысль о поразительном сходстве живописи французской пещеры и «ее кантабрийской сестры» – Альтамиры, погружению которой в море забвения он столь опрометчиво способствовал, даже не посетив пещеры. Тревога его еще больше усилилась после посещения Марсулы, на стенах которой удалось рассмотреть гравюру огромного бизона с характерным горбом. Угрызения совести по поводу Альтамиры Картальяк испытывал каждый раз, как опускался в темные галереи пещер, чтобы опять удостовериться в справедливости видения очередного счастливца. Открытие в Бернифаль подтолкнуло его к действиям немедленным, решительным и ошеломляющим по своей неожиданности. Как при игре ва-банк – пан или пропал, но авось не окажешься за бортом жизни.

Предыдущая глава: Фигуры мамонта на стене

Следующая глава: Анри Брейль копирует изображения в пещере