Мортилье не обошел вниманием и гравюры грота Шабо, открытые Леопольдом Широком в 1878 г., а это свидетельствует о том, что подобного рода находки вовсе не оставались, как порой считают, в забвении. Рассуждая по поводу их, метр выразил удивление, что среди изображений упоминается лук, который в древнекаменном веке отсутствовал, поскольку «еще не был изобретен». В то же время он снисходительно заметил, что линии, начертанные на стене Шабо «без всякой системы», заслуживают дальнейшего изучения. Что касается Ля Мут, то Мортилье отметил легкость гравирования профильных рисунков, среди которых опознается более чем странное существо – задняя часть у него крупного рогатого, а голова – лошади. Примечательным он посчитал и то обстоятельство, что изображены только две ноги. Новым явлением в его глазах была «хижина», выполненная посредством чередующихся полос охры – белой и красной, и загадкой представлялось то, почему звери изображались в профиль, а «хижина» – с разворотом на три четверти. «Все это, – считал Мортилье, – далеко от того, что было до сих пор известно в древнекаменном веке», и потому лучше благоразумно воздержаться от суждений до поступления более обширной информации и довольствоваться «ясными и точными данными», полученными в Пэр-нон-Пэр.

Распространено мнение, что Альтамира злонамеренно замалчивалась во Франции. Картальяк, пожалуй, не смог бы опровергнуть такие утверждения указаниями на свои публикации, но Мортилье писал об этой испанской пещере. Правда, его всегда раздражала мысль о реальности запрятанного в подземелья настенного искусства палеолита, и потому, очевидно, скрытой досадой веет как от оценки Ля Мут, так и от шести сдержанно-скупых строчек, посвященных кантабрийскому гроту. Книжку Марселино де Саутуолы Мортилье уничижительно называет «сообщением», заметку Эдуарда Арле низводит до простого «описания грота», а датировку «изображений, сделанных красной охрой, углем и методом гравирования» объявляет неопределенной. Впрочем, какие тут могут быть со стороны испанцев упреки? Ведь в науке каждый волен высказывать свое мнение.

Время начало отсчитывать первые годы нового века, а Картальяк остался верен своему правилу благословлять новые открытия пещерного искусства. Так, когда неутомимые Капитан и Брейль обнаружили живопись в Фон-де-Гом, он не преминул побывать в долине Бен у Лезэйзи, смело подтвердив свое лояльное отношение к этому новому открытию, которое далеко не всеми было встречено с восторгом и воодушевлением. Это произошло в 1902 г. В том же году вновь пришли добрые вести из Дордони: Дени Пейрони сообщил, что, путешествуя далее к югу по лесной дороге из Лезэйзи в Сарла вдоль долины Большой Бен (района пещер Фон-де-Гом и Комбарель), он обнаружил за болотами, старой мельницей и миниатюрным замком Вьей Мули небольшую пещеру Бернифаль. В ней едва ли кто бывал до него, ибо внутрь камеры пришлось проникать через щель в потолке, размером всего 0,6X0,8 метра, а вход в пещеру, как выяснилось потом, был полностью завален в глубокой древности. После 6 метров почти отвесного спуска Пейрони ступил на пол первого зала. На одной его стене едва можно было различить панно из отпечатков человеческих ладоней, обведенных черной краской, темных пятен и групп черных линий, а напротив – линейный рисунок мамонта, окружность из 30 черных кружков и барельефы, представляющие собой естественные выступы камня, остроумно «оживленные» полосками краски. За узким коридором, который вел во второй зал пещеры, находился барьер из кариозных пород, и один из выступов его посредством нескольких нарезок был «превращен» людьми древнекаменного века в скульптуру человека!

Миновав барьер, Пейрони оказался в тесной щели и в самой узкой ее части на левой стене увидел одну фигуру мамонта, а на правой – целых три, похожих на мамонтов Фон-де-Гом. Но самое большое потрясение испытал Пейрони, попав наконец во второй зал. Здесь на правой стене размещался фриз из 10 фигур животных, занимающий около 3 квадратных метров. Особой живостью отличались изображения четырех мамонтов, размеры которых варьировали от полуметра до метра. Той же приблизительно величины были рисунки беременной самки северного оленя, бизона и лошади. Напротив, на левой стене зала, тоже находился фриз с изображениями будто готовой пуститься в галоп лошади, голов бизона и лошади, фигуры мамонта, красных линий и малопонятных фигур, напоминающих какие-то загадочные строения, тектиформы. На правой стене подобные рисунки располагались почему-то прямо на фигурах мамонта. В третьем, сказочном по красоте зале, щедро украшенном роскошными сталагмитами, оказалось лишь одно, выполненное коричнево-красной краской изображение. Но зато какое! Под одним из выступов угрожающе просматривалась мрачная фигура медведя с круглой головой, настороженно повернутой вправо.

Предыдущая глава: Гравюры пещер Ля Мут и Пэр-нон-Пэр

Следующая глава: Картальяк осматривает рисунки в пещерах