Среди великих французских естествоиспытателей, много сделавших для утверждения идеи о непрерывной эволюции живого, особо выделялся Жоффруа Сент-Илер. В его книге «Принципы философии зоологии», вышедшей в свет в 1830 г., говорилось о постепенной эволюции животного мира. Таким образом, для объяснения процесса появления новых видов животных громоздкая «теория катастроф» становилась ненужной. Поэтому Кювье воспринял труд Сент-Илера как вызов всей своей научной деятельности. 22 февраля, а затем 19 июня 1830 г. в Париже произошли ожесточенные столкновения Сент-Илера с всесильным Кювье в ходе публичных дискуссий на специальных заседаниях Академии наук. Глубоко уязвленный Кювье говорил красноречиво, но в оскорбительном тоне, с вызывающей нетерпимостью к противнику, что могло восприниматься как уверенность, а поскольку новый оппонент, вознамерившийся «свергнуть богов», выглядел не столь ярко, то многим, возможно, показалось, что Сент-Илер потерпел поражение.

Однако великий Гёте, прослышав о дискуссии в Париже, расценил ее результаты иначе. В его глазах спор Кювье и Сент-Илера знаменовал собой начало важнейшего поворота, который ничто уже не могло остановить. Гёте не случайно взволновали вести из Парижа. Он много раздумывал над проблемами эволюции животного мира и, в отличие от своего современника и соотечественника зоолога Иоганна Фридриха Блюменбаха, симпатизировал не Кювье, а его противникам. На Гёте в свое время сильное влияние оказали работы Иоганна Готфрида Гердера, посвященные философским проблемам истории человечества и проводящие идею становления и развития мира (включая живую и неживую природу, человека, общественную жизнь) как органического целого. Еще в 1784 г. Гёте в одном из писем отмечал: «Отличие человека от животного ни в чем отдельном установить нельзя. Скорее уж можно утверждать, что человек и животное находятся в теснейшем сродстве друг с другом».

Своими мыслями об этом, а также о взаимосвязях животного мира с растительным Гёте поделился с Фридрихом Шиллером, когда они в июне 1794 г. встретились на заседании Общества естествоиспытателей города Йены, а затем продолжили беседу дома. Суждение о «метаморфозах» видов, вспоминал впоследствии Гёте, Шиллер выслушал с «большим участием, прекрасно все понимая», но в заключение беседы покачал головой и сказал: «Это ведь не подтверждается опытом, это всего лишь идея».

Гёте занимался и опытами. Доказывая поистине дерзкую для XVIII в. мысль о родстве животных и человека, он написал специальное сочинение, посвященное, казалось бы, весьма частному вопросу: есть ли у человека межчелюстная кость? Но в то время этот вопрос имел принципиальное значение, поскольку голландский анатом Питер Кампер, ссылаясь на отсутствие этой кости у человека, не включил его в единый с животными ряд развития. Гёте же, используя принципы сравнительной анатомии, доказал, что такая кость у человека есть. По этому поводу он в восторге писал Гердеру: «Я нашел не золото и не серебро, но то, что доставляет мне несказанную радость, – это os intermaxillare у человека. ...Это же последний камень, завершающий человека: ничто больше не отсутствует, все на месте, и как!»

Однако тогда статья Гёте не пошла в печать: ее отвергли Гердер, Блюмен-бах и конечно же Кампер. Вот почему в июне 1830 г. Гёте так радостно приветствовал дискуссию в Париже, как предвестницу скорого торжества идеи о неразрывной связи человека с царством животных. «Ну, что думаете вы об этом великом событии? – воскликнул Гёте, встретившись 2 августа 1830 г. со своим другом и переводчиком Фридрихом Якобом Сорэ. – Дело дошло, наконец, до извержения вулкана; все объято пламенем; это уже вышло из рамок закрытого заседания при закрытых дверях!» Сорэ подумал, что Гёте конечно же имеет в виду события Июльской революции во Франции, и соответственно ответил. Но собеседник поправил его: «Мы, по-видимому, не понимаем друг друга, дорогой мой! Я говорю о чрезвычайно важном для науки споре между Кювье и Жоффруа Сент-Илером; наконец-то вынуждены были вынести его на публичное заседание в Академии. Французский ученый мир относится к этому спору с огромнейшим интересом; ведь, несмотря на страшное политическое возбуждение, заседание 19 июля состоялось при переполненном зале. Благодаря свободному обсуждению в Академии, в присутствии значительного числа публики, вопрос этот приобрел общественный характер, так что теперь уже нельзя будет запрятать его в замкнутые комиссии и разделаться с ним при закрытых дверях».

Однако, как показали последующие события, Французская академия отнюдь не решила «дело о месте человека в природе».

Предыдущая глава: Кости ископаемого человека

Следующая глава: Кости допотопной эпохи