Лартэ заинтересовал материал, из которого были изготовлены украшения. Детальный осмотр подтвердил его первоначальное впечатление о том, что они изготовлены из морских раковин. На слегка выпуклых поверхностях отдельных кружков при всей их стертости и искусственной полировке различались едва заметные следы выступающих краев раковин вида Cardium.

Тем бы, пожалуй, дело и ограничилось. Но, к счастью, в октябре 1860 г. Эдуард Лартэ, проезжая через Ориньяк, узнал некоторые детали событий, связанных с находками Ж.-Б. Бонмезона в могильном склепе. Найденное в гроте Ориньяк, учитывая «допотопную» древность костных останков животных, приобретало исключительную значимость. Еще бы, ведь в таком случае речь шла об открытии захоронений самого «Человека Природы», в гробницу которого были положены простейшие по виду предметы искусства. Недаром, значит, в Сент-Ашель у Амьена в «допотопных слоях» с кремневыми булыжниками, обработанными, как уверял Буше де Перт, руками древних людей, встречалось множество бусин, изготовленных из кораллов вида Coscinopora globularis. Недавно такие бусины доставил оттуда месье де Вибрэ. Член Академии, декан факультета естественных наук Альфонс Милн-Эдварде компетентно подтвердил Лартэ, что они по форме и виду идентичны коралловым кружкам, найденным в развалинах Ниневии вблизи современного Корсабада. Но неужто в Ориньяке в самом деле обнаружены наконец останки «Человека Природы», увидеть которые стало в последние годы самой желанной мечтой Буше де Перта?

Возможность подтвердить такую мысль захватила Лартэ настолько, что он, решительно отложив все свои срочные юридические дела, отправился к гроту в сопровождении самого Бон-мезона, весьма польщенного вниманием к его давнему и многими подзабытому открытию, и еще двух землекопов. Осмотр показал, что скальная, полукруглой формы ниша была совсем небольшой – она уходила вглубь на расстояние чуть более 2 метров, а в высоту достигала двух с половиной метров. В таком небольшом пространстве разместить 17 тел умерших в вытянутом положении в один ряд или даже друг над другом было невозможно, и потому Лартэ пришел к выводу, что мертвые размещались внутри склепа в скорченном положении. В этом он усмотрел особый сакральный смысл – «символическое возвращение нашей общей матери-Земле тела человека, жизнь которого кончилась в той же позе, в какой он находился в чреве своей собственной матери до рождения». Но можно ли полагать, что подобными представлениями руководствовался при размышлениях о жизни и смерти «Человек Природы» «допотопной эпохи»? Бонмезон не мог вразумительно ответить на вопросы Лартэ о положении скелетов, и потому дерзкое предположение о восприятии древнейшими людьми Земли как чрева Великой Богини-матери осталось неподкрепленным.

А стоит ли говорить, сколько потеряла «допотопная археология» из-за того, что останки захороненных в склепе стали достоянием не антропологов, а общей могилы прихода, о месте которой, как выяснил Лартэ, не помнил никто, даже смотритель кладбища. Ведь измерения, произведенные на таком большом количестве костных останков, могли бы помочь определить средний рост и пропорции этой неизвестной расы. «По частям же, относящимся к лицу и черепу, можно было бы судить относительно общей формы головы», – писал Лартэ.

В сложившейся ситуации не оставалось ничего другого, как начать новые раскопки как в гроте, так и вне его. Исследования начались внутри ниши, где залегал слой плотно утоптанной, перемешанной с камнями земли. Первые же удары кирки показали, насколько она густо насыщена древностями, – на поверхности оказались зуб и несколько человеческих костей, не замеченных Бонмезоном, инструмент, изготовленный из рога оленя, тщательно округленного и заостренного, а рядом с ним половина челюсти лошади, челюсть северного оленя и зубы быка. Последующая разборка нижней части отложений грота привела к открытию «наилучшим образом обработанных камней, а также самых лучших образцов изделий из рога северного оленя». В слое залегали также «почти целые рога северного оленя и прекрасно сохранившиеся кости травоядных животных». Больше всего, однако, удалось найти здесь костей плотоядных, в особенности лисьих и медвежьих. Один пещерный медведь был представлен почти целым скелетом. В другом месте, у входа в грот, находились останки медведицы и неродившегося детеныша. Кости животных, найденные в гроте, не были ни разломаны, ни обожжены, ни изгрызены хищниками. «Отсюда следовало заключить, – писал Лартэ, – что эти части животных помещались в захоронение с особой целью и доступ в грот был закрыт постоянно, отчего гиены попадать туда не могли. Можно допустить, что всякий раз, когда совершалось очередное погребение, плита отодвигалась и затем, после совершения церемонии, снова ставилась на место. Самое логичное объяснение тому, что останки животных оказались в этом захоронении, – это то, что они были приношениями при совершении погребального ритуала».

Предыдущая глава: Находка Бонмезона

Следующая глава: Каменные инструменты древнего человека