Виновником происшествия стал каменотес Бонмезон, устроивший там, среди нагромождений обвалившихся сверху глыб, карьер по добыче необходимого для дорожной стройки камня. Однажды он обратил внимание, что зайцы, спасаясь от охотничьих собак, ныряют в небольшое отверстие, расположенное ниже одного из пластов известняка. То ли из простого любопытства, то ли желая самым простым способом оказаться удачливее местных охотников и полакомиться зайчатиной, но в один из дней Бонмезон просунул руку в отверстие под известняковой толщей и, нащупав что-то длинное, вытянул этот предмет наружу. В перепачканной глиной руке оказалась крупная и тяжелая кость. Удивленный Бонмезон заподозрил, что под пластом известняка находится некая камера или полость, быть может заполненная сокровищами, и эта мысль заставила его начать раскопки на участке склона ниже отверстия «заячьего убежища».

Несколько часов продолжалась работа, пока после удаления каменных завалов и глины не показалась массивная плита песчаника. Она стояла строго вертикально и плотно закрывала сводчатый вход в нишу, обращенный к северо-западу. Бонмезон, дрожа от нетерпения, отодвинул плиту и, заглянув в открывшуюся часть грота, обмер от неожиданности – из мягкой, рыхловатой земли проглядывали два целых человеческих черепа и множество костей. Ниша оказалась погребальным склепом.

Разворошив его содержимое в надежде найти сокровища, Бонмезон обнаружил среди человеческих костей множество зубов животных. Среди других находок он счел достойным особого внимания «18 небольших дисков, или кружков, с отверстиями посредине, изготовленных из плотного беловатого материала». Это явно были украшения. Нанизанные на нить, они могли составлять ожерелье или браслет. Бонмезона, признаться, такие «ценности» весьма разочаровали, и он без особых сожалений передал их вскоре месье Вье, руководителю дорожно-мостовыми работами в Ориньяке. Поскольку было известно, что тот с усердием собирал всякие древние кости, то к нему попали также и зубы, найденные в гроте среди человеческих останков. А что касается песчаниковой плиты, которая закрывала вход в склеп, то Бонмезон, досадуя на свою неудачу в поисках клада, в остервенении расколотил ее на куски и вместе с раздробленными глыбами известняка вывез на дорожное полотно Ориньяк – Булонь.

В последующие дни взбудораженные вестью о находке человеческих останков жители Ориньяка и окрестных деревень судачили о ней, а самые любопытные и смелые направились к гроту, чтобы удостовериться в истинности слухов. Каждый оживленно делился впечатлениями от увиденного и высказывал соображения относительно того, каким образом здесь, на значительном удалении от обитаемых мест, появилось такое скопление человеческих костей? Старожилы кантона вспомнили мрачную историю о шайке фальшивомонетчиков, коих полиция много лет назад захватила на месте преступления в одиноком доме, расположенном поблизости от грота. Быть может, они совершали убийства и, чтобы скрыть следы преступлений, прятали трупы своих жертв в никому неведомой пещере? При всеобщем накале страстей это предположение многим показалось весьма вероятным, и тут уж волнение достигло такой степени, что пришлось вмешаться самому мэру Ориньяка доктору Амьелю.

Чтобы положить конец разговорам, он приказал собрать останки и захоронить их в общей могиле на приходском кладбище. Однако до исполнения его распоряжения Амьель сам побывал на месте раскопок и осмотрел находки. Как опытному медику, ему не составило труда по количеству аналогичных костей определить число захороненных в гроте. Их было по меньшей мере 17. Среди них оказались мужчины, женщины и даже подростки.

Об открытии в гроте Ориньяк было сообщено Эдуарду Лартэ. Находки же Бонмезона были переданы месье Леймери, который позже переслал Лартэ зубы животных из раскопа. Тот опознал среди них коренные зубы лошади и быка (возможно, бизона), а также клыки пещерной гиены, пещерного льва, зубы лисы и обломок рога обыкновенного оленя. Посылка была интересна, ибо, за исключением зубов лисы, все костные останки принадлежали давно исчезнувшим из предгорий Пиренеев животным, а значит, весьма древним, «допотопным», когда, быть может, на склонах Фажоль и Порте действительно росли буковые леса. Но поскольку Лартэ не был посвящен в обстоятельства открытия зубов и фрагмента рога, он вначале не придал находкам того значения, какого они заслуживали. Не изменилось к ним его отношение и позже, когда, оказавшись однажды в Тулузе, он бегло ознакомился у Леймери с кружками, присланными тому из Ориньяка вместе с зубами.

Предыдущая глава: Мамонт Эдуарда Лартэ

Следующая глава: Останки из грота Ориньяк