Исследования древнекаменного века подобны театру – они полны неожиданностей!

Ж. Лаланн

«Мамонт, изображенный человеком» – как сквозь сон донеслись до Эдуарда Лартэ эти слова. Их произнес его гость из Англии, палеонтолог и антрополог, известный всему ученому миру Европы исследователь Хью Фальконер. Да, он так и сказал, осторожно поводя пальцем над частой сеткой процарапанных линий: «Это мамонт, изображенный человеком, который жил с ним в одно время». На ладони Фальконера покоились пять подогнанных друг к другу желтоватых обломков бивня слона, еще влажных после промывки, и он, не скрывая торжества, рассматривал их.

Такое может лишь присниться. Ведь всего несколько минут назад он, Лартэ, шел со своими почетными гостями месье де Верно и доктором Фальконе-ром по склону вдоль реки. Узкая тропинка, протоптанная в густой и высокой траве, петляла между разлапистыми ветками кустарника и наконец вывела их на ровную площадку перед гротом Ля Мадлен, где производились раскопки. На 7 метров поднялся обращенный к югу свод грота, на дне которого покоилась никем не нарушенная ранее трехметровая глинистая толща с залегающими в ней костными останками вымерших животных, а также всевозможными каменными орудиями. И надо же было случиться тому, что именно теперь, будто по заказу, прямо к моменту прихода именитых визитеров, рабочие извлекли из древнего пласта обломки крупного бивня, которые обратили на себя внимание исцарапанными поверхностями.

Впрочем, счастливые случайности начались для Эдуарда Лартэ значительно раньше этого эпизода. Иначе он вряд ли когда-нибудь оказался бы здесь, в Ля Мадлен. Волею судьбы ему вздумалось однажды в прекрасный летний полдень 1862 г. прогуляться по улице Риволи парижского предместья Сент-Оноре. Разумеется, не просто бесцельно побродить по очаровательной улочке: его привлекали расположенные на ней скромные антикварные лавчонки, заполненные всякой всячиной, среди которой порой попадались вещицы воистину поразительные. Почему бы, кстати, не зайти хотя бы вот в это, с крохотным оконцем, торговое заведение – оно буквально забито старинными предметами. Владелец лавки, месье Шарве, скучая, стоял у входа и очень рад был пригласить в свои владения почтенного вида прохожего. Не интересует ли господина римская глиняная посуда? Или вот – любопытное собрание античных изделий из стекла...

Эдуард Лартэ стал бегло осматривать коллекцию, рассеянно слушая болтовню хозяина, и вдруг оживился: взгляд его упал на разложенные в неглубоком ящичке изделия. Это, пожалуй, нечто подревнее римской утвари – инструменты, изготовленные из кремня. Среди них были ножи, а также длинные широкие пластины, напоминающие лезвия бритвы. Благородная синевато-серая патина покрывала поверхности каменных орудий, удостоверяя их глубочайшую древность.

Наведя справки у словоохотливого владельца лавки, Лартэ узнал, что эти предметы присланы неким Абелем Лаганом, который нашел их на юге Франции, в Лезэйзи.

Объяснив торговцу, что интересуется изделиями, относящимися к допотопным культурам, Лартэ попросил его в дальнейшем сообщать ему о всех посылках из Лезэйзи.

Сам Лартэ, мировой судья департамента Жэр, проживал в местечке Ош под Тулузой. С детства заинтересовавшись археологией, поиском следов древних обитателей Земли, он посвящал этому увлечению все свободное время. Еще в 1836 г. ему посчастливилось найти челюсть древнего гиббона, более примитивного, чем современная обезьяна того же вида. Эта находка привлекла внимание самого Жоффруа де Сент-Илера, знаменитого соперника Кювье, показавшись ему особо важной для подкрепления идеи о постепенном развитии человекообразных обезьян. Орудия же из камня, подобные тем, что он увидел в лавке парижского антиквара, ему удалось найти в 1860 г. в гроте Ориньяк (департамент Верхняя Гаронна).

Раскопкам предшествовал, как часто бывает при поисках древностей, эпизод случайный, но настолько интригующий, что и теперь, по прошествии 10 лет, о нем помнят многие обитатели Ориньяка. Местечко это размещается почти на самой вершине одного из пяти холмов, связанных с отрогами Пиренеев. Тогда, в середине 50-х годов, начала благоустраиваться дорога, которая связывала Ориньяк с Булонью. Дорога эта проходит с востока на запад по узкой долине речки Аррод, протекающей между возвышенностью Порте и расположенной южнее горой Фажоль. На местном наречии «Фажоль» означает «Буковые горы», хотя ни одного букового деревца в тех местах не было. В полутора километрах от Ориньяка после крутого спуска дорога пересекла южный склон Порте. Здесь же, с другой стороны прорезанной рекой ложбины, показывался уступ горы Фажоль, который возвышался над речной долиной метров на 20. На этой-то северной стороне известнякового склона и произошло событие, надолго переполошившее всю округу.

Предыдущая глава: Одушевленная стена таки рухнула

Следующая глава: Находка Бонмезона