Значительно реже попадались гравюры, представляющие жанровые сцены или своего рода рассказы в картинках. Художник подсмотрел зорким и неравнодушным взглядом эпизоды порой трагические, порой забавные, а то и просто повседневные, заурядные. Вот хищники, очевидно волки, присели друг перед другом в угрожающей позе. Каждый готов вцепиться другому в глотку: пасти раскрыты, округлены глаза, торчком стоят уши. Они, очевидно, не поделили добычу, и через мгновение начнется жестокая схватка. Другая сцена поистине трагическая: огромная львица приготовилась напасть на быка, но застыла в изумлении – казалось бы совсем беззащитное и обреченное на гибель животное вытянуло, защищаясь, переднюю ногу и готово ударить копытом своего противника.

Но что представляли собой те камни, кости и рога, на которых просматривались гравированные изображения «допотопных животных»? Это были не всегда бесформенные обломки неизвестного назначения. Как выяснилось в ходе раскопок, из рога и кости изготовлялись орудия, поверхности которых как раз и украшались гравированными рисунками или барельефами. В особенности эффектно выглядели копьеметалки, концы которых украшали выступы, скульптурно оформленные в виде тел животных, которые изображались с подчеркнутым динамизмом и экспрессией – в стремительном движении, прыжке и в неожиданных разворотах. Сложные многофигурные композиции порой сплошь покрывали поверхность загадочных изделий из рога с круглым отверстием, прорезанным у его основания. Представить, для чего они могли использоваться, никто не мог, но, учитывая обилие гравюр на их поверхностях, что свидетельствовало об особой ценности и значимости изделий, такие предметы почтительно назвали «жезлами начальников». Ножи и копья, вырезанные из костей, тоже украшались гравюрами. Вообще создавалось впечатление, что пещерные обитатели Франции «допотопных эпох» не упускали случая украсить гравюрами орудия своего труда, которые использовались для повседневных нужд, и оружие, с которым охотились. Выходило, что первобытный дикарь жил постоянно в мире искусства, образцы которого он сам же творил с любовью и наслаждением.

Такое заключение, конечно, не могло не вызвать недоумения. Зачем искусство дикарю, задавленному тяготами жизни, борьбой за выживание? Что означали эти образцы, в чем заключался их смысл, следовало ли искать этот смысл? Как могло случиться, что в примитивном обществе – при самом низком уровне культуры – возникла вдруг тяга к художественному творчеству?

На плечи археологов легла нелегкая задача – дать логически безупречные ответы на эти вопросы, которые волновали всех. Сложность заключалась еще и в том, что приходилось сначала доказывать, опираясь и на открытое искусство, «допотопный» возраст культур каменного века. А когда это удалось, то было прежде всего обращено внимание на изобилие костей крупных животных. Пещерные жители охотились и, судя по завалам костей в местах их обитания, не испытывали особого недостатка в пище.

В те далекие времена по Европе бродили тысячные стада животных. Преследовать их не составляло труда. Охотничьи предприятия, несмотря на слабую вооруженность людей, оканчивались обычно успехом. Многочисленность и разнообразие дичи позволяли без особо значительных затрат сил и времени обеспечивать стойбище пропитанием и даже накапливать на зимнее время обильные запасы пищи, поскольку холода создавали благоприятные условия для ее длительного хранения. В этих условиях у дикаря, не обремененного тяжкой необходимостью совершать ежедневные охотничьи экспедиции, появлялось много свободного времени. По мнению Лартэ, это обстоятельство и привело к появлению искусства. Вынужденное безделье как бы поневоле располагало пещерных жителей к занятиям, не связанным с добыванием пищи. В долгие зимние вечера, когда за стенами пещеры бушевали снежные бури, а ураганы и днем делали промысел невозможным, охотник украшал просто так, ради удовольствия, свое оружие, жилище; вспоминая эпизоды удачной охоты, прочерчивал на камнях и костях фигуры животных.

Эдуард Лартэ и его ближайшие последователи 60-х годов видели в образцах древнейшего искусства и результат неодолимого, заложенного в человеке стремления художественно выразить себя, проявить свой художественный вкус и наклонности. У троглодита, по их мнению, была врожденная страсть к украшательству. «Допотопный» охотник любил гравировать изображения и вырезать скульптуры животных. Сама эта работа и ее результат, которым можно было в дальнейшем неоднократно любоваться, доставляли ему эстетическое удовольствие. Никакого особо сложного и скрытого «подтекста» воссозданные первобытными художниками образы животных, по мнению Лартэ, не содержали. Изготовляя какой-нибудь инструмент, первобытные мастера стремились сделать его прежде всего изящным, привлекательным, украсить изделие гравюрами или скульптурно-барельефными изображениями. Если же охотник не был занят художественной отделкой своего оружия, то он приступал к резьбе по кости, оформляя скульптуру какого-либо животного или прочерчивая резцом гравюру. Фрагментарные и незавершенные изображения, которые часто встречались на отдельных камнях и костях, следовало воспринимать как пробные рисунки, своего рода эскизы. Они попадались в раскопках в изобилии, и это подтверждало мысль о том, что многие пещерные жители питали склонность к занятиям искусством.

Предыдущая глава: Головы животных на гравюрах древних художников

Следующая глава: Почему древний человек изображал именно животных